Дмитрий Хван - Знак Сокола [СИ]

Отряд Саляева был предельно нагружен оружием и боеприпасами: пять сотен винтовок для датского короля, штыки, патроны, гильзы, пулелейки, капсюли. Также Кристиану везли батарею из шести бомбических корабельных пушек и три мортиры для бомбардировки Гётеборга, для мобильной артиллерийской поддержки стрелков предназначались миномёты, а также четыре картечницы. Кроме того, Саляев был уполномочен вести переговоры с датским королём через Сехестеда. Соколов хотел определиться с дальнейшим сотрудничеством Ангарска и Копенгагена. Надо было разрешить шведскую проблему Руси — весьма насущную и для самих датчан.

В ночь перед прощанием с отрядами состоялось совещание ангарского руководства и командиров уходивших групп. В доме воеводы Петренко было душно, печь на первом этаже была натоплена и от дымохода, составлявшего часть стены, веяло сухим жаром. С десяток мужчин собрались на втором этаже, в зале совещаний. Тут же были и их старшие сыновья: Станислав Соколов, Ростислав Петренко и Мечислав Радек. Все они уже были посвящены в главную тайну первоангарцев и участвовали в совещаниях вместе с отцами, но пока без права голоса. После докладов командиров групп и мастеров, слово взял Вячеслав. Конечно он говорил о предстоящем походе. Красной нитью в его речи проходил вопрос о максимальной личной безопасности каждого ангарца, на это сделал особый акцент Соколов.

— Я не могу сейчас предугадать развитие ваших кампаний, много чего может случиться. Но я прошу вас, — Вячеслав посмотрел на Саляева, Смирнова, Новикова с застывшей тревогой в глазах. — Приложите к этому максимум усилий, ведь жертвы среди наших ребят для нас будут как ножом по сердцу.

— Мы не так давно потеряли наших товарищей на прииске, — склонил голову профессор. — Андрей Титов до последнего вздоха передавал для нас информацию о нападении. Это очень тяжёлая утрата.

— Если бы не поход, я бы лично возглавил отряд возмездия и развешал врага на частоколе! — стукнул кулаком о стол полковник. — Вечная память!

— Это первые смерти среди наших, — тихо проговорил Ринат, глядя на огонь в камине.

— А как же Матвей на Амуре? — возразил Радек. — А мужики на Зее?

— Я имею в виду — среди наших, Николай Валентинович, — повторил Саляев.

Все притихли, осознав сказанное Ринатом. После скорбной паузы, люди вернулись к обсуждению текущих вопросов. По карельской кампании многие сошлись на мнении, что начинать её надо с Орешка, называемого сейчас на шведский манер Нотебургом. Смирнов называл Орешек наиболее лёгкой добычей, поскольку лично бывал на невском острове, ещё будучи студентом и видел стены крепости. Насколько он помнил, они совершенно не произвели на него впечатления серьёзного укрепления.

— Андрей, — проговорил Соколов. — Давай только без шапкозакидательства. Недооценка врага чревата сам знаешь чем.

— Знаю-знаю, — согласился полковник. — Но и смотреть реально на вещи надо. Значит так, — наточенный карандаш загулял по карте. — Из Новгорода по Волхову идём в Ладогу, высаживаемся, организуем лагерь и ждём союзничков. Думаю, пара фугасных мин и пара мин химических вполне решат исход дела.

— Хорошо, коли так и будет! — воскликнул Саляев. — Но всё же вам проще, места известные. Это мне в чужой стране придётся воевать.

— Карты же есть, справимся, — сказал Новиков. — А Сехестед, мне Петя говорил, мужик с головой.

— Думаю, в этом смысле именно тебе, Ринат, как раз будет проще, — заметил Грауль. — Я о взаимодействии с местными. Ганнибал на редкость адекватный человек. Это не толпа бояр, кои друг дружке волосья из бороды драть учиняют.

— Беклемишев рассказал? — рассмеялся Вячеслав.

— Он самый, — ответил Павел. — Если все его байки собрать, можно сборник юмористических рассказов составить!

— Кстати, это мысль! — воскликнул Радек. — Печатным словом можно нашим людям показывать ту разницу, что существует между Москвой и Ангарском.

На следующий день, в последний раз проверив по списочный состав и груз обоих отрядов, «Гром» и «Молния», отчалив от пристани Владиангарска, взяли курс на Енисейск. Ангарский представитель в этом городке уже доложил о многочисленных повозках, находящихся близ стен Енисейска, а также о работах по укреплению пути, ведущихся на дороге до Маковского острога на реке Кеть. Провожать пароходы вышло едва ли не всё население крепости и городка, а также сотни три тунгусов, махавших руками вслед уходящим в неизвестные земли родственникам. Для них подобный поход был чем-то невообразимым. Одно дело — кочевать по тайге, среди знакомых сопок, а уплывать по реке в далёкие-далёкие земли, где нет ни одного эвенка, было делом прежде неслыханным. Хотя, что теперь говорить, слишком много прежде неслыханного теперь стало для них обычным делом.

Уже на следующий день после того, как проводили караван на Русь, во Владиангарске снова решали насущные вопросы. Теперь главным из них стало наказание тех, кто напал на золотой прииск.

— Поскольку Лена в районе Якутска вскрывается во второй половине мая, — говорил Соколов. — То у нас ещё есть шансы застать преступников на месте — в нашем зимовье.

— Беклемишев-младший говорил что-то о Ленском остроге, — напомнил Петренко.

— Или там, — согласился Вячеслав. — В любом случае этот острог надо показательно раскатать.

— Вячеслав, кого пошлёшь, решил? — проговорил Радек. — Ярошенко?

— Поскольку ребят Матусевича нет, — ответил за начальника Ярослав. — То придётся идти Аркадию. Офицер он толковый, считай, что мой заместитель.

— Тут тебе решать, воевода, — решительно сказал Вячеслав. — Тебе и отряд составлять.

Уже через восемь дней небольшой отряд был готов к отбытию на Витим. Группа Ярошенко насчитывала два десятка человек из числа первоангарцев-морпехов и тридцать пять стрелков-бурят рода Баракая под командой их князца Кияка. Этот род первым в округе выказал свои дружеские чувства к ангарцам, когда те строили удинскую крепость. С тех пор сын прежнего князца Баракая — Кияк заслужил у Петренко признание и чин сержанта за свою службу в пограничных отрядах. Он же активно заставлял своих людей перенимать опыт у ангарцев и отсылал молодёжь учиться в Удинск и Владиангарск. А после их возвращения прежнего становища было не узнать. Вместо чумов появлялись срубы, а распаханные участки земли засевались зерновыми культурами. Занимались они и огородничеством, разводили коз и овец. Баракаево, расположенное на левом берегу Ангары несколько ниже Удинска, постепенно становилось типичным посёлком ангарцев. К сожалению, остальные представители коренных ангарцев таким прогрессом похвастаться не могли. Но пример Кияка становился всё более известным среди них. Соколов считал, что не за горами будущее распространение этого опыта на другие становища, которые по мере повышения удельного веса грамотных людей, тоже захотят быть более похожими на ангарцев. Кияк был очень горд тем, что он и его люди участвовали в этом рейде. Они чувствовал доверие к себе, стараясь отплатить это верной службой.

Прибыв в Железногорск, отряд получил дополнительные боеприпасы, в том числе восьмидесятимиллиметровый миномёт и несколько несколько начинённых хлорпикрином мин. Две семидесятитрёхмиллиметровые пушки сопровождала группа из восьми рабочих, они же погрузили их на подводы и доставили до притока Лены — реки Киренги. Там, близ зимовья, отряд погрузился на полукрытое судно, направившись вниз по реке. На единственной мачте его был укреплён окончательно утверждённый лишь прошлым летом стяг Ангарии — точная копия флагов кораблей федеральной пограничной службы — андреевский крест с белой каймой на тёмно-зелёном фоне. Посредине стяга находился гербовый щит со знаком атакующего сокола.

От реки веяло холодом, заставляя людей зябко поёживаться, кутаясь в шинели. Основной лёд ушёл вниз по течению, но ледяная каша осталась. На берегах же, проплывающих мимо уже была весна — снег ещё держался грязными и ноздреватыми кучами в местах, куда не доставали тёплые лучи солнца. Таких мест на крутых скальных берегах Киренги было немало. В верхнем течении берега сплошь покрыты лесом — лиственницы, кедры и невиданной высоты ели стеной стоят около самой воды. А там, где река подмыла берег, хвойные великаны едва цепляются корнями за берег, касаясь широкими ветвями воды.

Как же хочется есть… Тупое чувство голода уже не столько мучило живот, сколько рассудок. Казаки, впрочем, тоже не жировали, силками много не наловишь на две дюжины мужиков. Кстати, отчего этих хмырей зовут казаками? Андрей этого не понимал. Они никоим образом не похожи на тот образ казаков, что в своё время сформировался посредством художественных фильмов и печатных картинок. Эти же были больше похожи на типичных мужиков, оторванных от сохи, а то и вытащенных из тюрьмы. По крайней мере, их поведение было именно таким. В ином случае, Титов принял бы их за обычных уголовников, разговаривающих на своём особом языке. Поначалу Андрей понимал их с трудом, хотя имел небольшой опыт общения с ангарскими казаками в Удинске. Поступающие на службу в Ангарию, те же казаки получали стандартную для всех одежду и, спустя некоторое время, несколько «стандартизировались» и сами. Эти же ребята оставались совсем чужими, что стало откровением для Титова. Они и сами относились к Андрею как к чужаку, подчёркнуто холодно. Возможно, они убили бы его, как и остальных зимовщиков, но он им был нужен. Но вот для кого? Насколько понял Андрей, казаки пришли из Якутска, поскольку они частенько трепали в разговорах имя «якуцкого» воеводы Пушкина. А трепали потому, что относились к нему без подобающего уважения, а попросту поносили его, припоминая старые обиды. Казачки были дезертирами, сделал свой вывод Титов через несколько дней. Тогда же он и с удовлетворением признал, что напасть на ангарское зимовье была инициатива вожака этих людей — Васьки Юрьева, а не кого-то повыше чином этого щербатого десятника. Ну а он, Андрей Титов, стал заложником грабителей. Золотишком-то они поживились неплохо — песка в зимовье было килограмм на восемнадцать, не менее. Только вот что дальше делать, эти джентльмены удачи ещё не решили. После того, как пленённый ангарец заявил им о скорой и жёсткой мести со стороны своих товарищей, они, немного попинав Андрея, да выбив ему два зуба, всё же задумались малость. Возвращаться в Якутск через Ленский острог с золотом и ангарскими винтовками было опасно. Местный воевода вряд ли одобрил подобный фортель со стороны сбежавших из Якутска казачков. Но их главарь Васька допускал мысль, что за «онгарские мушкеты» и пленника им многое простят. Но тогда придётся делить с воеводой золотишко. Когда Андрей услышал это от Юрьева, он похолодел — а ведь, прав этот бородач, ой как прав! И простят ведь — а потом поди докажи, что они укрывают бандита. Или прибьют этого Ваську и заявят ангарцам — вот мол, покарали мы его сами, а где ваш Андрей — того не ведаем.